Юридический портал Курсы по праву.

Апелляционная жалоба; Уголовное дело; Мировой суд;

регистрационный номер в реестре адвокатов г. Москвы

(495) 911-82-21
8-926-204-95-95

109544, Москва, Ковров пер., 18

Состояние адвокатуры в императорский период

Обращаясь к изложению нравственного состояния римской адвокатуры в императорский период, необходимо заметить, что в период ранней империи оно было в высшей степени печально. При общем падении нравов, адвокаты менее чем какой-либо, были в состоянии поддерживать завещанные им патронатом принципы честности и бескорыстности. Всеобщая развращенность окончательно освободила их от всяких сдерживающих преград, и ненасытная жажда наживы стала единственным побуждением к позорной и зачастую просто преступной деятельности.

Две традиции, оставил патронат адвокатуре. Первая заключалась в безвозмездности защиты. Она, как мы видели, потеряла свою силу еще в республиканский период. Вторая состояла в том, что адвокаты считали своей обязанностью защищать обвиняемых и только в редких случаях выступали в качестве обвинителей. «Из двух родов судебных речей, защиты и обвинения», говорит Цицерон: «защита славнее, хотя и обвинение нередко оказывается похвальным… Но его следует употреблять редко и вообще только в интересах государства, или чтобы отомстить за какое-нибудь нарушение права, или в чью-либо защиту».

Действительно, в республиканский адвокаты выступали обвинителями, только руководствуясь теми возвышенными мотивами, которые называет Цицерон. Совсем не то имеет место в первые века империи. Дрожа за собственную безопасность и в то же время, с завистью взирая на богатства знатных граждан, адвокаты действовали в соответствии с обстановкой. В широких размерах имело место преследование за «оскорбление величества», результатом которого почти всегда была казнь подсудимого и конфискация его имущества. Уже Август завел судебное дознание относительно доносов, и Тиберий усугубил данное явление. Вскоре обвинение в оскорблении величества стало, по словам Тацита, дополнением всяких обвинений. Само его понятие было расширено до nec plus ultra. Произнесение непочтительных слов по адресу цезаря считалось тягчайшим государственным преступлением,- более того, обвиняли за мысли, жесты, даже за сны.

Одного знатного римлянина осудили за то, что он видел во сне императора Клавдия с венком из колосьев или, по другому варианту, из винограда, и что он истолковал этот сон, как предвещание смерти императора с наступлением осени. Другой обвинялся в том, что спрашивал оракула о судьбах империи. Считалось даже государственным преступлением переодеваться вблизи статуи императора. Некая Вития была казнена за то, что оплакивала казнь своего сына. При таких обстоятельствах весьма понятно, что обвинение в оскорблении величества равнялось осуждению в нем. Кто подвергался преследованию, тот мог быть уверен в своей погибели, как бы незначителен ни был его проступок, и как бы сомнительны ни были улики. Обвиняемые могли быть, лишены всех законных средств защиты. Так, например, процесс Валерия Азиатика происходил не в сенате, а во дворце, в присутствии Клавдия и Мессалины, без участия защитника. Зачастую сами адвокаты отказывались от защиты, боясь навлечь на себя гнев императора, и помня, что один из адвокатов, был, по приказанию Тиберия, которому не понравилась его речь, брошен в реку. В то же время, в обвинениях недостатка не было. Так как по закону четвертая часть конфискованного имущества отдавалась доносчику-обвинителю, то нашлось немало охотников разбогатеть на чужой счет. К стыду римской адвокатуры, в числе продажных доносчиков (delatores) были и адвокаты. Позорную славу приобрели такой деятельностью Суилий, клеврет и орудие Клавдия и Мессалины, погубивший, по словам Тацита, целую толпу знатных граждан. Афер, посягавший даже на родственников Цезаря. Регул, опозорив славное имя своих предков, едва ли не превзошедший их обоих своей низостью и наглостью и др.

Далее, профессиональное адвокатское преступление, носящее название «вероломной» измены (praevaricatio – предательство интересов клиента) стало чрезвычайно распространенным, несмотря на то, что строго наказывалось. Оно имело две формы. В уголовных делах оно состояло в том, что обвинитель отступал во время процесса от обвинения, получив от обвиняемого взятку. Уличенный, в таком отступничестве по корыстному побуждению лишался навсегда права быть обвинителем и подвергался тому наказанию, которое следовало за взведенное им преступление. Обвиняемый же, подкупивший обвинителя, признавался совершившим преступление. В гражданских делах вероломная измена заключалась в тайном содействии противной стороны в ущерб интересам клиента. По свидетельству Плиния, адвокаты его времени, побуждаемые корыстолюбием, часто совершали оба указанные вида измены. Продажность адвокатов достигла гигантских размеров. «Ни один из предметов государственной торговли», говорит Тацит: «не был до такой степени продажен, как вероломство адвокатов. Они приобретали таким путем громадные состояния. Эприй Марцелл, например, нажил адвокатурой 200 миллионов сестерциев (около 10 миллиардов рублей), а Вибий Крисп 300 миллионов сестерциев. «Если хочешь быть богатым», говорит Марциал (I в. по Р. Х.): «сделайся адвокатом». В другой эпиграмме он замечает, что «если бы он хотел продавать свои слова тяжущимся», он вскоре был бы осыпан золотом. Но чтобы добиться этого, адвокаты должны были пускаться на разные хитрости. Прежде всего, адвокаты старались обзавестись роскошной обстановкой, блистать дорогой одеждой и драгоценными каменьями. Ювенал по этому поводу говорит:

«Верим ли мы красноречью? Никто двух сотен сестерциев
Ныне не даст Цицерону, коль он без огромного перстня».

Также, адвокаты не брезгали прибегать к наемной клаке, которая за вознаграждение аплодировала оратору в суде и расхваливала его на всех перекрестках. Плиний младший в одном из писем рассказывает, что два его раба получили по три динария за то, что отправились однажды в суд в качестве клакеров. «За такую цену», замечает Плиний: «можно прослыть красноречивейшим из ораторов». Добившись столь дешевого успеха, адвокат брался за какие угодно дела, готов был обращать черное в белое отрицая самые очевидные и доказанные факты и оснащая свою речь, как говорит Марциал, по поводу кражи трех коз громкими фразами о битве при Каннах и войне с Митридатом, о Марии, Сулле, Муции и иных древних полководцах и героях. Образовался целый разряд бездарных кляузников, у которых, по выражению Марциала, воняло изо рта и которые получили прозвище «лаятелей». Не будучи в состоянии связно сказать трех слов и вызывая смех всей аудитории неумелым изложением дела эти «грабители имуществ и извратители законов», представляли собой, по образному выражению, «коршунов в тогах» (togati vulturii), которых, как свидетельствует Сенека, Нерон приказывал выгонять с форума собаками, специально приученными к этой травле.
Развращенность адвокатуры достигла высшей степени, по-видимому, в IV веке. По крайней мере, Аммиан Марцеллин рисует ужасающую картину продажности и бесстыдства адвокатов того времени.

«Теперь», говорит он: «все окрестности Востока наводнены наглой и хищной породой людей, которая толпится во всех судах и осаждает богатые дома, чутко выискивая следы, подобно спартанским или критским псам, и проникает в самое логовище тяжб. Их можно разделить на четыре разряда.

К первому принадлежат те, которые сеют разные ссоры, обивая пороги вдов и сирот, и чуть только заметят малейшее зерно раздора между спорящими друзьями или родственниками, возбуждают неприязнь и ненависть. Возраст не уменьшает их пороков, как это бывает с другими людьми, а усиливает все больше и больше. Будучи нищими, несмотря на ненасытные грабежи, они употребляют свой ум на то, чтобы ловкими речами опутать честность судей. Их свобода — наглость, их настойчивость — дерзость, их красноречие — многоречивость.
Второй разряд состоит из специалистов в юриспруденции, заглохшей в хаосе противоречивых законов, молчаливых, словно уста их скованы, и похожих по своему беспрерывному молчанию на свои собственные тени. Они, словно предвещая, подобно оракулу, будущую судьбу или истолковывая Сибиллины предсказания, с лицом, серьезным до наглости, дают свои небрежные ответы. Они цитируют Требация и Касцеллия, и Алфена, и давно уже забытые законы Аурунков и Сиканов, и скажи ты, что убил свою мать, они пообещали бы добиться оправдания с помощью никому неизвестных текстов, если б только знали, что ты богат.
К третьему разряду относятся те, которые, чтобы выдвинуться в этой беспокойной профессии, употребляют свои продажные рты для поражения истины и быстро открывают себе доступ, куда хотят, своими медными лбами и презренным лаем. Связывая дела неразрывными узами, они стараются, чтобы всякое спокойствие было нарушено тяжбами, и обращают суды, которые в нормальном состоянии являются святилищами правосудия, в какие-то тайные капканы, откуда нельзя вырваться, пока из тебя не высосут всех соков.
Наконец, четвертый разряд, бесстыдный, наглый и невежественный, состоит из тех, которые, слишком рано вырвавшись из школ, рыщут по всем закоулкам, обдумывая не способы ведения дел, а балаганные фарсы, обивая пороги богачей, гоняясь за изысканными обедами и блюдами. Получив какое-либо дело, что им удается редко, они узнают причину и сущность его на глазах у судей, в самый решительный момент процесса, и щедро рассыпают нескладные разглагольствования, грязный поток которых можно принять за крикливое завывание Терсита. Когда же они дойдут до подкрепления скудных доказательств, они ударяются в необузданно дерзкую ругань… Некоторые из них до того невежественны, что не помнят, чтобы когда либо держали в руках книгу, и если в кругу образованных лиц будет приведено имя древнего автора, они его сочтут за название какой-нибудь иноземной работы или какого-либо кушанья… Кто раз попал в их сети, тот уже не вырвется.»

Конечно, описанию Аммиана Марцеллина нельзя придавать большой веры. «Трудно допустить, — говорит Форсит, — чтобы это не была карикатура, подобная той, которую нарисовал Свифт в одном месте «Путешествия Гулливера». Притом же известно, что Марцеллин имел личные счеты с адвокатами, так как он вынужден был покинуть город Антиохию вследствие своих ссор с ними. Тем не менее, в основе карикатуры лежала истина, засвидетельствованная, как можно видеть, и другими писателями.
После перенесения столицы из Рима в Константинополь, когда правительство стало заботиться об организации адвокатуры, нравственное состояние адвокатского сословия, насколько можно судить по скудным источникам, значительно улучшилось. В законодательных памятниках не раз говорится об адвокатской профессии в самых возвышенных выражениях. Императоры Лев и Антемий в одном законе пишут следующее: «адвокаты, которые решают сомнительную судьбу тяжб и силами своей защиты, как в публичных, так и частных делах поднимают то, что упало, и подкрепляют то, что ослабело, не менее приносят пользы людям, чем если бы они спасали битвами и ранами свое отечество и своих родных. Мы думаем, что нашей империи служат не только те, которые вооружены мечами, щитами и панцирями, но и адвокаты, так как они, полагаясь на славное красноречие, защищают надежды, жизнь и семью несчастных».

Точно также выражается император Анастасий: «славная и необходимая для человечества адвокатская профессия должна быть щедро одаряема самыми большими наградами». И действительно, правительство осыпало адвокатов многочисленными привилегиями. Они были избавлены от некоторых муниципальных и общегосударственных повинностей, наравне с лицами военного звания; на большинство их были распространены привилегии, которыми пользовались адвокаты казны, выбиравшиеся из числа адвокатов на два года; их имущество было приравнено к имуществу военных (peculium castrense); они были избавлены от исполнения всяких поручений со стороны судебных и административных властей, а по выходе из сословия им присваивался титул светлейших и т. д. Словом, императоры всячески старались возвысить достоинство и значение адвокатуры. Несомненно, что это стремление было вызвано некоторыми действительными заслугами адвокатуры, и что, таким образом, адвокаты V и VI веков стояли в нравственном отношении выше своих предшественников.

Тем не менее, похвалам, расточаемым деспотическим правительством, нельзя придавать большого значения. Весьма вероятно, что они вызывались не столько профессиональными заслугами адвокатов, сколько их «благонадежностью», угодничеством и льстивым низкопоклонством. Отсутствие литературных источников не позволяет нам привести документальных данных, но если принять во внимание общие условия государственной жизни императорского Рима, то нельзя не прийти к заключению, что состояние адвокатуры ни в каком случае не могло быть блестящим. При деспотическом образе правления, при следствии тайном и письменном процессе, при полном подчинении адвокатов правительственным чиновникам не могло быть и речи о независимости адвокатуры в своей профессиональной деятельности. «Когда исчезло», справедливо говорит Стоянов: «древнее правило частного обвинения, адвокатам приходилось отстаивать подсудимых, которых привлекали к ответственности, лично или через своих агентов, губернаторы. Но если обвинение возникало по воле самовластных сановников? Если притязание клиента противоречило интересам казны или могущественной личности? Свободное слово было, по меньшей мере, неуместным пред трибуналом, где заседал в качестве судьи обвинитель, наделенный безграничной властью над адвокатами. При подавлении всякой независимости сословия, роль защитников обращалась в пустую формальность, без серьезного смысла для правосудия. Адвокатура теряла истинное значение свое пред юстицией. Политический и административный гнет сводил на нет юридическую силу защиты. Талант и независимые убеждения оказывались излишними для адвокатской профессии».

Такое положение вещей не могло благоприятствовать развитию ораторских талантов. «Сколько», сообщает Тацит: «отнимают у оратора сил аудитории и архивы, в которых разбирается чуть ли не большая часть дел. И в самом деле, как благородные кони могут проявить себя в бегах и на известном расстоянии, так и у оратора есть некоторое поле, и если они на нем не носятся свободно и без стеснений, то красноречие приходит в упадок и теряет всякую силу… Часто судья самовольно останавливает изложение доказательств и показания свидетелей. Среди таких обстоятельств присутствует 1 и 2 человека, и дело ведется словно в пустыне». Прямо, как в современном суде.

Поистине прав был Эклизиаст говоривший: «Вот мы смотрим на нечто и думаем, что это внове, однако это было прежде, в веках.»

Это было во времена Тацита, но если еще принять во внимание, что судопроизводство с каждым днем становилось все более и более тайным и письменным, что прения сторон всячески ограничивались, и что неизвестный дотоле канцелярский формализм достиг громадных размеров, то станет вполне понятен тот факт, что адвокаты императорского Рима постепенно утратили прежний характер судебных ораторов и обратились в поверенных, а их профессия из благородного искусства в простое ремесло.

И действительно, если в списке адвокатов императорского периода встречается несколько славных имен, то все они относятся к первым векам империи, т. е. к тому периоду, когда новая организация профессии только начиналась и когда еще не заглохли традиции республики. Таковы были: Мессала, превосходивший, по отзывам современников, плавностью речи самого Цицерона, Африкан, пламенный и возвышенный оратор, Вибий Крисп, любимец Веспасиана и вместе с Эприем Марцеллом глава адвокатуры своего времени, Трахалл, богато одаренный всеми ораторскими качествами и обладавший таким громовым голосом, что когда он говорил в одном суде, его слова были слышны в остальных трех судах базилики, к великой досаде других адвокатов. Квинтилиан, знаменитый своим трактатом об ораторском искусстве, и Плиний — тип идеально честного и бескорыстного адвоката. Но адвокатура последующего времени не выставила ни одного знаменитого оратора.

на главную

Адвокатура

О адвокатской деятельности и адвокатуре

Адвокатура и её задачи

Происхождение римской адвокатуры и адвокатуры вообще

Виды адвокатской деятельности в Риме

Адвокатура в Римской республике

Состояние республиканской адвокатуры древнего Рима

Адвокатура во времена Римской Империи

Общий взгляд на римскую адвокатуру

Адвокатура в последние века империи и в период раннего средневековья

Возрождение адвокатуры

Профессиональная деятельность и гонорар адвокатов в средневековой Франции

Сословные учреждения адвокатуры в средневековой Франции

Адвокат в уголовном процессе средневековой Франции

Общественное положение адвокатов в средневековой Франции

Адвокатура Франции в период нового времени, до революции 1789 года

Общественное положение адвокатов в период нового времени, до революции 1789 года

Адвокатура Франции во времена революции 1789 года

Адвокатура Франции во времена Наполеона I

Адвокатура Франции во времена реставрации Бурбонов

Несовместимость адвокатской деятельности во Франции с иными родами занятий

Адвокатура в Великобритании

В поисках истины (уголовный процесс)

Возвращение бездомного пасынка (гражданский процесс)

О практике взыскания штрафных санкций и убытков (арбитражный процесс)

О порочности современной судебной системы и способах ее исправления

Клевета, как способ современной корпоративной и политической борьбы и безопасные способы ее излияния со страниц прессы в условиях современной правовой системы России

Адвокат по уголовным делам;

Апелляционная жалоба;

Адвокат на следствии;

Уголовное дело;

Обвиняемый;

Подозреваемый;

Потерпевший;

Свидетель,

Заявление в полицию;

Предварительное следствие;

Дознание;

Адвокат в суде;

Мировой суд;

Мошенничество;

Адвокат свидетеля;

Тяжкие телесные повреждения;

Адвокат на начальной стадии предварительного следствия;

Помощь адвоката по делам, связанным с оборотом наркотиков;

Показания в уголовном деле;

Изнасилование;

Взятка;

Сбыт наркотических средств;

Показания свидетеля;

Прекращение уголовного дела в связи с примирением;

Соглашение о сотрудничестве;

на главную