Общественное положение адвокатов в период нового времени, до революции 1789 г.
Если развившаяся в новое время тесная сословная организация могла служить основой для процветания адвокатуры, зато в других отношениях профессия была поставлена в менее благоприятные условия, чем в средние века. Прежде всего, деятельность адвокатов, в уголовных делах, была, сперва ограничена, а затем и вовсе уничтожена. Это не могло не отозваться невыгодным образом на положении адвокатуры.
Ведение уголовных процессов составляет, собственно говоря, главное призвание адвоката. Общество ценит и уважает адвокатов преимущественно потому, что видит в них борцов за свои драгоценные права, защитников жизни, свободы и чести граждан. Лишив адвокатскую профессию священного права уголовной защиты и предоставив ей только отстаивание имущественных интересов тяжущихся, законодательство отняло у нее три четверти ее общественного значения.
Результаты такого ограничения были, как известно из истории, весьма печальны для правосудия. Отсутствие формальной защиты в связи с тайным инквизиционным производством, в котором главную роль играла пытка, привели к тому, что подсудимые, попав в когти уродливого чудовища, исполнившего роль милостивого и правого суда, вырвались из них не иначе, как с окровавленными членами и раздробленными костями. Юридические убийства стали обычным явлением. Для осуждения обвиненного нужно было только признание его. А трудно ли было добиться признания, хотя бы даже ложного, при помощи ужасающих мучений пытки?
Другое обстоятельство, оказавшее неблагоприятное влияние на развитие адвокатуры, заключалось в том, что правительство ввело принцип продажности судебных должностей и тем разрушило тесную связь, существовавшую раньше между адвокатурой и магистратурой. Продажность должностей была установлена впервые Франциском I в 1522 г. После нескольких попыток отмены (1560, 1566, 1579) она была окончательно утверждена в 1592 г. и существовала вплоть до революции. Нечего и говорить, что результаты ее были весьма пагубны для правосудия. Заплатив дорого за свое место, судья старался возместить с процентами свой расход на счет тяжущихся.
«Королям» говорит Батайяр, «нужны были деньги для итальянских и религиозных войн, для государственных дел и для мотовства придворных фаворитов. Из-за денег они отдали судящихся в добычу жадности откупщиков. Канцлеры, магистры, регистраторы, пристава покупали правосудие и продавали его. Поверенные, маклера и ходатаи всякого рода следовали за ними на этом поприще, и, быть может, даже в конце концов опередили их». К чести адвокатов надо заметить, что Батайяр не включает их в число хищников, способствовавших торговле правосудием. «Только адвокатура», как сказал впоследствии Робеспьер: «носила в себе последние следы свободы, изгнанной из остальной части общества, только в ней сохранилось еще мужество истины, которое осмеливалось провозглашать права слабой жертвы против могущественного угнетателя».
Но и для адвокатуры продажность судебных должностей оказалась вредной, если не в этом, то в другом отношении. Прежде каждый выдающийся адвокат мог надеяться, что его профессиональные заслуги откроют ему путь к высшим местам парламента. Теперь же, когда не личные достоинства, а более или менее значительная сумма денег являлась единственным решающим моментом при назначении на должность, адвокаты лишились одного из благороднейших стимулов к деятельности. Если некоторые из них и попадали в магистратуру, то это происходило только на основании договора купли-продажи между ними и правительством.
Но, несмотря на такую перемену обстоятельств к худшему, сословие адвокатов продолжало высоко держать знамя честного и бескорыстного служения обществу. В течение XVI, XVII и XVIII веков оно насчитывало в своей среде много замечательных деятелей. В XVI веке жил Монтолон (Fran?ois Montolon), который отважился выступить в защиту герцога Бургундского против матери Франциска I. Впоследствии он был назначен канцлером.
Такого же звания достиг современник Монтолона Лизэ (Lizet), тоже выдающийся адвокат. Бриссон (Brisson), который славился столько же знаниями, сколько и красноречием, был назначен председателем парламента. Марион, которого называли Цицероном того времени, перешел впоследствии в прокуратуру. Этьенн Паскье, именем которого Луазель назвал свой диалог, был, как и сам Луазель, выдающийся оратор и писатель. Арно (Antoine Arnaud) так славился своим красноречием, что Генрих IV, по словам Годри, желая доставить герцогу Савойскому удовольствие и показать ему самый величественный сенат в мире, повел его в парламент, где должен был говорить речь Арно.
Король был столь очарован его красноречием, что в тот же день дал ему звание государственного советника. Из числа адвокатов вышло не мало знаменитых правоведов, каковы например Бюдэ, Дюмулэн, мнения которого считались более авторитетными, чем парламентские приговоры, Лопиталь (Lhopital), Питу (Pithou) и др. Занятие адвокатурой было в некоторых родах наследственным и переходило из поколения в поколение. Род Марильяков (Mariliac) дал пятерых замечательных адвокатов; род Сегье (Seguier) четырех, Ту (Thou) тоже четырех; Талонов — трех и т. п. Почти все они достигли высших государственных должностей.
Можно было бы назвать еще дюжину выдающихся адвокатов XVI века, проложивших себе своими талантами дорогу к высшим местам в магистратуре. Но в XVII и XVIII в. картина принимает другой вид. Адвокатура, по прежнему изобилует первоклассными талантами, тем не менее, просматривая выдающихся деятелей на этом поприще, мы видим, что очень немногие из них достигли видного положения в магистратуре. Большинство предавалось литературе и науке: некоторые были избираемы в члены академии наук, другие делались профессорами, третьи просто занимались сочинением ученых и поэтических произведений. Прежняя связь с магистратурой была нарушена. Адвокаты совсем перестали считаться членами парламентского корпуса. Следствием этого была отчужденность их от магистратов и столкновения с парламентом, на которые мы уже указывали и которые были невозможны раньше.
В XVII в. первые места в адвокатуре занимали: Мартельер (Pierre de ls Marteilliere) и Голтье (Gaultier), оба отличавшиеся энергией и резкостью речи, Биньон (Bignon), известный своей ученостью и назначенный Генрихом IV королевским прокурором, Сервэн (Servin), достигший того же звания, Лемэстр (Antoine Lemaistre), о котором говорят, что когда он должен был выступать в парламенте, то самые знаменитые проповедники просили позволения отложить проповедь, чтобы пойти послушать его; Патрю (Patru), избранный в члены академии за литературные заслуги, Фуркруа (Fourcroy), который, по словам одного писателя (Bretonnier), неограниченно властвовал в адвокатуре, и которого Людовик XIV избрал защитником прав инфантины Марии Терезии против испанского совета, Пажо (Pageau), считавшийся вторым адвокатом после Фуркруа; Эрар (Erard), замечательный изяществом речи, Нуэ (Nouet), Нивель (Nivelle), Леруа (Leroy) и многие другие.
В первой половине XVIII века славились Норман (Normand) и Кошэн (Cochin). Норман отличался такой честностью, что судьи говорили: «верьте факту, если его утверждает Норман». Он был за свои заслуги на поприще литературы предложен в члены академии. Но так как, по обычаю, каждый кандидат должен был делать визит членам академии, чтобы попросить у них голоса в свою пользу, то Норман, считая подобного рода поведение недостойным адвокатского звания, отказался от кандидатуры. Еще знаменитее был Кошэн. Этот на вид скромный и робкий человек был величайшим оратором своего времени. В одном из первых дел, которые он вел, его противниками были Прюнэ (Prunay), первый диалектик среди адвокатов, и Обри (Aubry), отличавшийся изяществом речи. Прюне сказал блестящую речь, но когда ему ответил Кошэн, он обратился к Обри со словами: «сознаюсь, что в сравнении с Кошэном я просто заика». Выходя из заседания Норман воскликнул, что он в своей жизни еще не слышал такого красноречия. «Видно», ответил скромно Кошэн: «что вы не принадлежите к числу тех, которые слушают самих себя».
Нормана и Кошэна окружала целая группа талантливых адвокатов: Обри и Прюнэ, Бэгон (Begon), обладавший столь низким ростом, что, говоря речь, он должен был становиться на скамью, и столь слабым здоровьем, что его приносили в залу суда на носилках, и несмотря на все это, бывший выдающимся оратором; Тэрассон, Тартарэн, Совель и др.
Во второй половине XVIII в, первое место занимал Жербье, которого современники называли «орлом адвокатуры». В числе его талантливых коллег был, между прочим, Дульсэ (Doulcet). Какой репутацией он пользовался, видно из следующего факта. На другой день после его смерти Людовик XV, вставая с постели, спросил, по обыкновению, окружавших его придворных, не случилось ли чего-либо нового накануне. «Ничего не случилось», отвечали ему. «Как», сказал Людовик: «разве вы не знаете, господа, что я потерял вчера самого почтенного из моих подданных? Умер Дульсэ!» Целый ряд других даровитых ораторов украшал список адвокатов того времени: Маннери (Mannery), Гюео-Риверсо (Gueau-Reverseaux), де-ла-Моннэ, (de-la-Monnaye), Легувэ, Эли-де-Бомон (Elie de Reaumont), Луазо де Молеон (Loyseau de Mauleon) и др. Громадное большинство их до конца жизни оставалось адвокатами. Единственной наградой и честью, к которой они стремились и которой достигали, было избрание их в председатели сословия. Дальше этого не могло простираться их честолюбие, так как должности магистратуры были продажны, а деятельность прокуратуры при тайном инквизиционном процессе, без участия формальной защиты, представлялась им в слишком печальном свете.
Говоря об общественном положении адвокатов, нельзя не упомянуть о некоторых привилегиях, которыми они пользовались в дореволюционный период. Они были изъяты от некоторых податей и повинностей подобно тому, как и адвокаты императорского Рима, они имели право требовать удаления из своего соседства ремесленников, которые, производя шум своими работами, мешали их занятиям, не могли подвергаться аресту, когда в своем профессиональном костюме шли в суд или возвращались оттуда, судебные пристава не имели права вручать повесток и бумаг клиентам в то время, когда они находились в кабинетах их адвокатов и т.п. Общественное мнение и правительство ставили сословие адвокатов выше поверенных, нотариусов, докторов права, врачей и даже товарищей королевского прокурора.