Адвокатура Франции в период нового времени
В течение XVI, XVII и XVIII веков французская адвокатура начинает постепенно принимать совершенно иной вид, чем тот, какой имела в средние века. Между тем как до XVI века она была организована по римскому образцу, в новое время она выступает на самостоятельный путь и вырабатывает ту сословную организацию, которая существует по настоящее время.
Многие стороны организации адвокатуры вовсе не подвергались правительственной регламентации, а выработались путем обычая. Например, в отношении допущения к адвокатуре. В средние века от кандидата в адвокаты требовались, три условия: высшее юридическое образование, присяга и внесение в список. Все эти условия были удержаны законодательством и в новое время. Но к ним было добавлено еще одно: практическая подготовка или стаж (stage). Вначале продолжительность ее определялась в два года, но затем она была увеличена до четырех лет. Лицо, приобретшее требуемую ученую степень, должно было принести присягу.
Для этого один из старейших адвокатов, практикующий не менее 20 лет, представлял будущего адвоката парламенту, который в торжественном заседании приводил лиценциата к присяге. Имя его вносилось в регистры парламента, и ему выдавалась выпись из них, носившая название матрикулы. Затем он должен был пройти четырехлетний стаж, заключавшийся в посещении судебных заседаний, составлении различных бумаг для адвокатов и в участии в конференциях, т. е. собраниях адвокатов, на которых обсуждались разного рода юридические вопросы, а, равным образом, и в бесплатных консультациях бедным. Вместе с тем стажер мог вести дела, но под наблюдением старших адвокатов. Если по истечении этого срока кандидат представлял удостоверение от шести адвокатов, назначенных председателем, что он выказал достаточное усердие в исполнении своих обязанностей, то его имя вносилось в общий список адвокатов (tableau).
В средние века адвокаты представляли собой сословие (ordre), но это название было только почетным титулом и не имело почти никакого практического значения. В новое время положение дела изменяется. Из незначительного, едва заметного зародыша развивается пышный цвет сословной организации. Законодательство очень немногим участвовало в этом процессе развития. Сословные учреждения складывались постепенно путем обычая и практики независимо от законодательной власти и нередко вопреки ей.
Возникновение самостоятельных сословных учреждений было результатом распадения «общины адвокатов и поверенных» на ее составные части. В средние века, как мы видели, адвокаты образовывали вместе с поверенными одну ассоциацию, во главе которой стояли депутаты, являвшиеся ее представителями и управляющие ее экономическими делами. Кроме того, в неизвестное время, по всей вероятности, в XV в. община стала избирать себе старшину или председателя. Так как его обязанности состояли, между прочим, в том, чтобы во время процессий в честь св. Николая носить жезл с хоругвью этого святого, то он получил название жезлоносца (batonnier). Вначале все дела, касавшиеся адвокатов и поверенных, велись старшиной и депутатами общины. Но мало-помалу начался процесс дифференциации.
Адвокаты стали отделяться от поверенных. Органы самоуправления общины разделились таким образом, что старшина перешел к адвокатам и стал председателем их сословия, сохранив прежнее название «жезлоносца», а депутаты общины сделались исключительно органом ассоциации поверенных. Хотя старшина избирался до конца XVIII в. общим собранием адвокатов и поверенных, и хотя до самой революции существовала община св. Николая, тем не менее, адвокаты и поверенные уже составляли два отдельные класса с особой организацией и только по вопросам, касавшимся их общих интересов, сходились для совместного обсуждения. Еженедельно по понедельникам и четвергам депутаты общины собирались, производили расследование по жалобам на ее членов и налагали дисциплинарные наказания.
Председатель адвокатов и сами адвокаты очень редко бывали на этих заседаниях, «так как», говорит Бушэ д’Аржи: «большая часть разбиравшихся там дел касалась только дисциплины поверенных. В отсутствие председателя адвокатов и других старших адвокатов председательствовал старший из поверенных». Органом самоуправления адвокатов был вначале один председатель. С течением времени к нему присоединился другой орган - комитет или совет.
Это произошло следующим образом. Председатели, разрешая вопросы, касающиеся интересов и дисциплины адвокатского сословия и, главным образом, составления списка адвокатов, стали советоваться с бывшими до них председателями (anciens batonniers). В XVIII в. к этим председателям были присоединены выборные от адвокатских «скамей» (banes). Дело в том, что с давних пор в посещении парламента, именно так называемой Большой Зале (Grande-Salle) и смежных с нею галереях, находился ряд скамей с пюпитрами (buffets), где сидели адвокаты, подавая желающим советы и сочиняя судебные бумаги.
Таких скамей было вначале 11, а в 1711 г. к ним присоединилась еще одна. Так как каждый адвокат имел определенное, постоянное место, то сообразно с числом скамей адвокаты разделялись на 11 или 12 постоянных групп. В 1661 г. председатель Монтолон впервые избрал по несколько человек от каждой скамьи и присоединил их к бывшим председателям, чтобы вместе с ними обсуждать дела сословия. Это нововведение было удержано и мало-помалу вошло в обычай. Вскоре каждая скамья стала избирать двух депутатов сроком на 2 года. Таким образом, эти депутаты вместе с бывшими председателями образовали постоянный комитет, который наравне с председателем ведал дела сословия.
Но распределение адвокатов по скамьям было слишком неравномерно. В то время, как в 1780 г. пятая скамья состояла из 161 члена, в восьмой их было всего восемь, а в седьмой девять. В виду этого потребовалось новое распределение. Все адвокаты были разделены в 1781 г. на 10 приблизительно одинаковых групп или колонн (collones). Каждая колонна избирала двух депутатов на два года, но половина их ежегодно замещалась новыми. Так возник тот орган сословного самоуправления, который в настоящее время носит во Франции название «совета» (conseil de l’ordre). Как видно, законодательная власть вовсе не принимала участия в его развитии. Он был результатом единственного процесса отделения адвокатов от поверенных и объединения их между собою или, как сказал бы Спенсер, процесса дифференциации и интеграции института адвокатуры.
Говоря о сословной организации, следует обратить внимание на тот факт, что в среде адвокатов было в высшей степени развито чувство солидарности. Если их сословию грозила какая-либо опасность, они немедленно соединялись вместе и общими силами отстаивали свои права и интересы. Для примера можно указать несколько любопытных случаев. В 1579 г. Генрих III предписал адвокатам и поверенным отмечать собственноручно на составляемых ими для клиентов бумагах количество полученного гонорара. Адвокаты возмутились таким требованием. Они считали недостойным своей профессии подобный контроль со стороны посторонней власти над гонораром, добровольно уплачиваемым клиентами в благодарность за их труды, таланты и знания. Вследствие их протеста указ не был приведен в исполнение. Но в 1602 г. парламент возобновил его по следующему поводу.
Герцог Люксембургский пожаловался Сюлли (министру короля Генриха IV), что при ведении каких-то дел адвокат обошелся ему в 1500 экю (12195 фр.). Сюлли, найдя эту сумму чрезмерной, довел об этом до сведения генерал-прокурора, который в свою очередь потребовал, чтобы парламент принял меры против жадности адвокатов. Парламент счел уместным распорядиться о возобновлении и применении указа 1579 г. Адвокаты снова начали протестовать. Они обратились сперва к генерал-прокурору с заявлением, что это распоряжение оскорбляет их достоинство, и что они предпочитают бросить свою профессию, чем подчиняться таким предписаниям. Затем они отправили депутацию в парламент, прося отмены указа. Но ни угрозы, ни доводы не привели ни к каким результатам.
Тогда адвокаты собрали общее собрание и решили прекратить занятие своей профессией. Они отправились в количестве 307 человек, с председателем во главе, в канцелярию парламента, объявили о своем отречении от звания адвокатов и в знак этого сложили свои форменные шляпы. Один из них Арно (Isaac Arnaud), человек пылкого и неукротимого характера, тут же разорвал свою мантию и немедленно, бросив адвокатуру, поступил в военную службу.
Парламент очутился в затруднительном положении; отправление правосудия прекратилось; вокруг раздавался ропот; общественное мнение и прокуратура приняли сторону адвокатов. Парламент поспешил уведомить о происшедшем короля, находившегося в Пуатье. Король немедленно издал указ, который, подтверждая с виду парламентское постановление, чтобы не подрывать авторитета высшего судилища, предписывал в то же время адвокатам «взять назад свой отказ и продолжать свою деятельность, как и раньше». Мало-помалу адвокаты возвратились к отправлению своих обязанностей, и ни об указе 1579 г., ни о распоряжении 1602 больше не было речи. Таким образом, благодаря единодушию и решительности, адвокатам удалось отстоять свою профессиональную привилегию.
Это знаменитое в летописях французской адвокатуры событие замечательно еще и тем, что оно послужило поводом к появлению одного из любопытных сочинений по ее истории. Во время добровольных вакаций, вызванных парламентским постановлением, несколько известнейших парижских адвокатов (Pasquier, Pithou, Loisel и др.) собирались в доме Паскье и беседовали о прошлом своего сословия. Эти беседы, были потом записаны и изданы одним из участников их Луазелем под заглавием: «Паскье или диалог адвокатов парижского парламента». Диалог Луазеля, заключающий в себе массу биографических сведений о французских адвокатах с древнейших времен до XVII в., представляет собою, по выражению Лиувиля, катехизис, который каждый французский адвокат должен знать наизусть.
Адвокатам неоднократно приходилось в затруднительных случаях прибавлять к единственной возможной для них, с виду невинной, но в сущности репрессивной мере, к отказу от своей профессии, и каждый раз это средство оказывалось действительным. В XVIII в. было несколько случаев подобного рода. В 1720 г. адвокат Жэн (Gin), читая во время прений законы, согласно обычаю, не снял своего профессионального головного убора. Председатель сделал ему замечание. Жэн сообщил об этом сословию. Было созвано общее собрание, которое решило, что поведение Жэна было согласно с издавна установленным обычаем, и что председатель неправ. В виду этого собрание решило приостановить исполнение своих обязанностей.
Через несколько дней, парламент признал, что «адвокаты имеют право читать законы, не снимая шляп». В том же году парламент, отказавшись утвердить одно финансовое распоряжение регента, был в целом составе переведен в Понтуаз, где и должен был заседать. Но никто из адвокатов не последовал за ним. Напрасно генерал-прокурор обращался к председателю сословия Бабелю с требованием отправиться в Понтуаз, адвокаты единодушно ответили, что ни им, ни Бабелю генерал-прокурор не вправе ничего приказывать, так как их профессия свободна. Благодаря их настойчивости, парламент был вскоре возвращен в Париж. В течение 1731 и 1732 гг. адвокаты трижды прекращали отправление своей профессии, вследствие притеснений со стороны правительства за то, что они печатно осуждали папскую буллу («Unigenitus» 1713) и нападали на духовенство.
Не только адвокаты парижского парламента выказывали единодушие и стойкость; их провинциальные коллеги отличались такими же качествами. Так например, в 1704 году адвокаты города Э (Aix), оскорбленные тамошним парламентом, перестали вести дела. Тогда канцлер Пончартрэн предписал парламенту прекратить эту распрю и возвратить адвокатов к исполнению их обязанностей, «оказав некоторые знаки благоволения сословию, которое само по себе заслуживает уважения». Когда приказание было исполнено и адвокаты вернулись к своим занятиям, председатель парламента все таки выразил мнение, что дела шли не хуже и без адвокатов.
«Поздравляю вас», ответил ему канцлер: «с благополучным исходом планов, которые вы имели относительно адвокатов, но моя радость, что они возобновили отправление своих обязанностей, вызвана гораздо более благом правосудия, чем какими-либо иными соображениями, так как, что бы вы ни говорили, я не могу разделить вашего мнения о бесполезности адвокатов, профессия которых всегда считалась необходимой для отправления правосудия и объявлялась таковой законами. Признаюсь вам, я удивляюсь, что вы можете думать и говорить иначе, в особенности занимая такое место, и что вы можете убеждать меня, будто в то время, когда они прекратили свою деятельность, правосудие не отправлялось в вашем суде с меньшим благоприличием и достоинством.
Дисциплинарная власть, находившаяся в средние века в руках парламента, перешла к органам адвокатского сословия: председателю и комиссии депутатов. Каким образом совершился этот переход, неизвестно. Несомненно только, что он происходил постепенно. Но в XVIII в. он был уже вполне закончен. Дисциплинарное расследование, наложение взысканий на адвокатов производилось комиссией. Наказания адвокатов состояли в выговоре публичном или при закрытых дверях, запрещении практики на время и исключении из списка адвокатов. На решение комиссии допускалась апелляция в общее собрание сословия. Если же комиссия постановляла приговор об исключении адвоката, а общее собрание утверждало его, то допускалась вторичная апелляция в парламент. Это был единственный случай, когда парламент вмешивался во внутреннюю дисциплину сословия.
Не дисциплинарные проступки адвокатов, ни налагаемые на них наказания не были определены законом. Все это выработалось путем одного обычая: само сословие, поняло, что его существование было бы непрочно и даже невозможно при безнаказанности злоупотреблений и присвоило себе право строго преследовать тех, кто, будучи принят в адвокатское сословие, запятнал бы его достоинство нарушением установившихся традиций и правил.
Нарушение профессиональных обязанностей адвокатами случалось в общем редко. По крайней мере, исторические памятники сохранили всего несколько фактов этого рода. Так, Луазель упоминает об адвокате Берте (Berthe), который был не раз присуждаем к штрафам и, будучи небольшого роста, получил название «маленького штрафника» (petit amendier). Таков же был, по словам Луазеля, некий Гранжэ (Granger), который в одном деле произнес настолько неудачную речь, что Луазель, защищавший его противника, ограничился повторением ее и тем навлек на Гранжэ штраф.
Не довольствуясь дисциплинарными взысканиями, адвокаты прибегали к более серьезным мерам относительно провинившихся собратьев: прерывали всякие сношения с ними и даже исключали их из списка адвокатов. Так в XVIII в. сословие решило прекратить сношения с Лэнгэ (Linguet). Весьма любопытный случай произошел с канцлером Пойе, автором указа Villet-Cjtterets. Он был вначале адвокатом и, потеряв должность канцлера, снова хотел заняться адвокатурой. Но сословие отказалось внести его в список на том основании, что он своим поведением в звании канцлера запятнал достоинство адвокатуры.
Фурнель рассказывает, что Маллэ (Mollet) был исключен из списка адвокатов за напечатание, под видом юридического мемуара, пасквиля на одну даму, и что такой же участи подвергся Дасси (Dassy), который позволил себе на суде резкую критику одного правительственного распоряжения и за то попал под арест. Если прибавить сюда несколько аналогичных случаев, указываемых Годри и Делашеналем, и долгий процесс дерзкого и неукротимого Лэнгэ, который, несмотря на свою настойчивость, все-таки был исключен из списка адвокатов, то это будут все известные нам проступки адвокатов дореволюционной Франции против профессиональной нравственности.
Вопрос о гонораре подвергся точно также коренной перемене. Прежде адвокаты придерживались взгляда юстинианова кодекса, теперь же они приняли воззрение республиканского Рима. Вознаграждение за защиту на суде или подачу совета перестало быть платой за личную услугу (salarium, salaire), а обратилось в почетный дар со стороны клиента (honorarium, honoraire), которого нельзя было ни обусловливать, ни требовать судом. Когда и как произошла эта перемена, нет возможности решить с достоверностью.
Можно только сказать, что она была совершенно независима от законодательной деятельности. «Законы и юристы, древние указы и многие прежние распоряжения парламента», писал в 1573 году Бушэ д’Аржи: «дают адвокатам право иска об уплате гонорара, но сообразно с новейшими решениями парижского парламента и современной дисциплиной сословия, не дозволяется, чтобы адвокат предъявлял такой иск». В XVIII в. адвокаты, нарушавшие это правило, исключались из списка адвокатов. «Те, которые осмелились бы», говорил один председатель сословия, в 1723 г.: «требовать гонорара, должны быть исключаемы из списка».
«Гонорар», замечает Камюс (Camus): «есть подарок, которым клиент выражает благодарность за труд, употребляемый на изучение его дела; неуплата его не представляется необычным явлением, так как встречаются подчас неблагодарные клиенты; но ни в каком случае нельзя требовать уплаты судом. Подобное требование было бы несовместимо с адвокатской профессией, и в тот момент, когда оно было бы сделано, адвокат должен был бы отказаться от своего звания». Едва ли надо говорить, что такая перемена во взгляде адвокатов на гонорар имела чрезвычайно важное значение. Признание профессии безвозмездной придало ей особое благородство и возвысило ее во мнении общества.
Адвокаты, принимая беспрекословно то, что им уделяют от щедрот своих клиенты, никогда не обусловливая себе суммы вознаграждения и не требуя его судом, сделались в полном смысле слова бескорыстными служителями правосудия. К сожалению, по недостатку материалов, нет никакой возможности определить, чем именно было вызвано это добровольное возобновление адвокатами Цинциева закона и отступление от правил юстинианова законодательства, подтвержденных указами французских королей и применявшихся в средние века.
В деятельности адвокатов по гражданским делам не произошло никаких перемен. По-прежнему адвокатам принадлежала юридическая консультация и устная защита на суде, а поверенным представительство сторон. Впрочем, поверенные могли говорить речи в судах первой инстанции наравне с адвокатами, но только по вопросам факта а не права. Сочинение судебных бумаг было разделено между адвокатами и поверенными подобно тому, как и в средние века.
Но в уголовном процессе роль адвокатуры изменилась. Уже в средние века публичный и состязательный процесс начал понемногу обращаться в тайный и инквизиционный. В половине XIV века только судебные прения были публичны, остальное производство совершалось тайно. Указ 1498 г. предписал, чтобы в важных преступлениях (grands crimes) весь процесс, не исключая и прений, происходил тайно. Тем не менее участие защитника допускалось в производстве, за исключением только предварительного следствия. Но в 1539 году указом Франциска I формальная защита была до крайности стеснена, и участие адвоката в процессе было дозволено только по специальному разрешению суда.
Указы 1563, 1579 и особенно 1670 гг. завершили начатое дело, обратив уголовный процесс в чисто инквизиционный и тайный, расширив применение пытки и окончательно уничтожив формальную защиту. В указе 1670 г. прямо было сказано: «обвиняемые, какого бы рода они ни были, не могут иметь адвоката, вопреки всем противоречащим этому обычаям». Такой порядок вещей продолжался вплоть до революции 1789 г., так что деятельность адвокатов в течение целого столетия ограничивалась ведением гражданских дел.
Адвокаты по-прежнему обнаруживали большое мужество при исполнении своих профессиональных обязанностей. Известно, например, что Монтолон решился вести дело герцога Бургундского против матери короля Франциска I. Во время религиозных смут XVI в. адвокаты имели случай выказать независимость и храбрость, защищая гонимых правительством протестантов. Так, адвокатами принца Кондэ были Робер (Robert) и Марильяк (Mariliac), они же вместе с Дилаком защищали Дю-Бура, мужественного члена парламента, воспротивившегося одному указу Генриха II. Но в XVII и XVIII вв., когда формальная защита была сведена в уголовном процессе к нулю, адвокаты лишились возможности исполнять свое священное призвание защиты невинных и преследуемых. Тем не менее, они продолжали с прежней энергией ведение гражданских дел.
Известно, например, что Марион с таким жаром и свободой защищал одно дело герцога Нивернэ против откупщика налогов (1581 г.), что Генрих III, присутствовавший на заседании, запретил ему практику на 1 год. Но на следующий день это запрещение было отменено.
Адвокат XVII века Дюмон был во время одной речи прерван председателем парламента, который предложил ему окончить защиту. «Я готов окончить», ответил Дюмон: «если суд находит, что я сказал достаточно, чтобы выиграть мое дело. Если же нет, то я имею представить настолько существенные доводы, что не могу оставить их, не нарушая своей профессии и того доверия, каким почтил меня клиент». Дюмон продолжал речь и выиграл дело.
С Фуркруа, знаменитым адвокатом того же века, произошел еще более замечательный случай. Когда он в одном процессе начал речь, судьи, считая его дело безнадежным, поднялись, чтобы приступить к голосованию. «Господа!» — воскликнул Фуркруа,- «я прошу, по крайней мере, одной милости, в которой суд не может мне отказать. Я прошу выдать мне для оправдания перед моим клиентом письменное удостоверение в том, что суд постановил решение, не выслушав меня». Суд позволил ему продолжать защиту, и процесс был решен в пользу Фуркруа.